История самостоятельного плавания Банка Москвы, созданного больше 16 лет назад, подошла к концу – теперь он вольется в группу ВТБ. Новая концепция развития банка, занимавшего 5 место в России, а теперь санируемого за счет государства, предполагает ограничение сферы деятельности рамками столичного региона. Свою точку зрения на события годичной давности и их последствия в интервью агентству “Прайм” высказал бывший президент Банка Москвы Андрей Бородин.
Вопрос: Экс-мэр Москвы Юрий Лужков был вызван на допрос именно по делу Банка Москвы, не боитесь за него?
Ответ: Не думаю, что Лужкову что-то реально грозит, если бы захотели – посадили бы. Он никогда не заискивал ни перед кем, а теперь из него хотят сделать козла отпущения, мол, такую коррупцию в Москве развел. Мне это напоминает анекдот, который заканчивается фразой: “И эти люди запрещают мне ковыряться в носу”. Все делалось для того, чтобы отвести внимание от уровня коррупции на федеральном уровне, поэтому я за судьбу Лужкова не беспокоюсь, поэтому меня гораздо больше волнует, что будет со мной и моими коллегами.
Вопрос: Игорь Юсуфов /отец Виталия Юсуфова, купившего пакет в 20% у Бородина – ред/ утверждает, что Вы раскрыли сумму сделки в 800 миллионов долларов и тем самым нарушили соглашение о конфиденциальности.
Ответ: Я лично ни с Юсуфовым-старшим, ни с Юсуфовым-младшим соглашений о конфиденциальности не подписывал, поэтому и нарушить ничего не мог.
Вопрос: Давал ли Юсуфов Вам гарантии личной безопасности?
Ответ: Да, обещал гарантии личной безопасности мне и моим коллегам со ссылкой на самый верх. Никаких высосанных из пальцев уголовных дел, закрытие тех, которые наоткрывали.
Вопрос: Некоторые наблюдатели связывают Ваши недавние заявления /в интервью газете “Ведомости”/ с необходимостью получить политическое убежище в Великобритании. Вы такую цель преследовали?
Ответ: Я думал, что после моего заявления создадут независимую комиссию, начнется расследование истории участия высокопоставленных чиновников в рейдерском захвате Банка Москвы, а тут – объявление в международный розыск. Какой смысл было меня разыскивать, если сами следователи не раз говорили, что прекрасно осведомлены о моем месте пребывания.
Вопрос: При каких условиях Вы можете вернуться в Россию?
Ответ: Когда в России будет создана независимая судебная система, когда будет гарантия справедливого правосудия и когда правоохранительные органы очистятся от коррупции, перестанут участвовать в рейдерских захватах, будет отменено телефонное право чиновников давать указание полиции и другим структурам. Я не знаю, в каком году это случится, хотелось бы завтра. Но думаю, что завтра этого не произойдет. Процесс очищения всегда намного больше времени занимает, чем процесс инфицирования.
Вопрос: Вас не испугала история российского банкира Владимира Антонова, которого Литва объявила в международный розыск, задержали в Великобритании и выпустили под залог?
Ответ: Случай мой и Антонова имеет два принципиальных отличия: во-первых, Литва – член ЕС и подписывала соглашение об оказании взаимной правовой помощи. Во-вторых, британские власти считают Литву правовым государством, чего нельзя сказать о России. Это внешняя сторона вопроса, но есть еще и смысловая, которую я не готов комментировать, так как история банка Snoras мне не известна во всех деталях.
Вопрос: Но все равно, несмотря на всю несхожесть ситуации, неужели Вы спокойны?
Ответ: Когда начиналась вся эта история, я действительно боялся, а сейчас – уже нет.
Вопрос: Весь бизнес Банка Москвы был создан и в первые годы существования завязан на столичное правительство. Наверное, Вы допускали, что после ухода Лужкова ситуация может измениться?
Ответ: С момента отставки Лужкова мне было понятно, что все будет по-новому, но как именно я не знал. Я наивно считал, что новому мэру потребуется некоторое время, чтобы разобраться в вопросе, а он уже через 2 недели заявил, что будет продавать долю города. Просто взял и подписал по списку все поручения, которые ему спустили сверху.
Вопрос: Вы говорили о том, что будете оспаривать сделку по продаже доли города в Банке Москвы ВТБ, но пока так этого и не сделали. Вы верите в то, что суд может изменить ситуацию? Каким образом?
Ответ: В принципе, никто и ничто не мешает независимому суду признать сделку между городом и ВТБ притворной, но на практике любой российский суд, безусловно, посчитает все законным в силу “телефонного” права из-за отсутствия возможности получить справедливое правосудие. Было бы очень интересно получить мотивировочную часть такого решения российского суда. Тогда что бы это могло дать? Это могло бы дать возможность оспаривания сделки в судах других юрисдикций. Если сделка была бы признана притворной, то и последующие действия должны тоже признаваться недействительными: финансовая помощь, решения правления, кредитные договоры и так далее. Конечно, факт захвата банка уже не отменишь, но решение суда в любом случае отразилось бы на участниках этого действа.
Вопрос: Вернемся к тому времени, когда Вы возглавляли Банк Москвы. Банкиры говорят, что сложившаяся ситуация и необходимость санации, сильно подпортила репутацию банковской системы в целом и регулятора, в частности. Но ЦБ парирует это, заявляя, что и не мог нормально проверять банк, так как испытывал противодействие со стороны столичных властей…
Ответ: То, что нас как-то по особому проверял ЦБ, – ерунда. Так как нас, не проверяли никого из банков топ-10. Нас и МГТУ /территориальное управление Центробанка в Москве/ проверяло, и сам ЦБ. Нас только ленивый не проверял. Лужков никакого влияния на /главу МГТУ ЦБ Константина/ Шора, а уж тем более на руководство ЦБ, иметь не мог. Как может глава региона диктовать условия Центробанку?
Вопрос: Когда создавался Банк Москвы, то город был его учредителем. Затем доля города начала снижаться и дошла до 42%. После очередной допэмиссии она подросла до 46,48%, которые и купил ВТБ. Как и когда так получилось, что город потерял контроль над своим муниципальным банком?
Ответ: Я считаю, что то, что доля города была ниже 50% – это нормально. А городу контрольный пакет был не нужен – мы на совете директоров еще в 2007 году одобрили стратегию расширения числа акционеров Банка Москвы и снижения доли города. Уменьшилась она тогда, когда часть акций Банка Москвы была внесена в капитал ССГ. Это миф, что банк существовал и выживал за счет остатков города и бюджетников на счетах. Доля города в пассивах была 15-20% до кризиса и через какое-то время после него.
Вопрос: Структуру собственности Банка Москвы трудно назвать понятной, она до сих пор вызывает немало вопрос в части миноритарных пакетов. Потерю городом контроля связывают с тем, что этот контроль ушел к Вам…
Ответ: Структура собственности Банка Москвы меня вполне устраивала – вместе с другими инвесторами мы контролировали банк. А что вас удивляет, зря что ли я 16 лет там работал, все создали вместе с коллегами своими руками. У меня не было намерения выходить из капитала и продавать банк даже после отставки Лужкова.
Вопрос: Представители группы ВТБ говорили, что, несмотря на Ваши немалые заработки, Вы не могли бы на зарплату купить акции и получить контроль над Банком Москвы…
Ответ: Но я не был прямым владельцем 20% акций, это было через компании, так что обвинения /главы ВТБ24 Михаила/ Задорнова в том, что я не мог купить акции на зарплату, беспочвенны.
Вопрос: Можно Вас попросить более подробно рассказать о составе акционеров Банка Москвы, сложившемуся к сентябрю 2010 года?
Ответ: Мне с /Львом/ Алалуевым принадлежало 20%, через ССГ мы контролировали еще 17%, Goldman Sachs владел 4%, плюс еще у Credit Suisse – 2,7%, у меня была доверенность от них. У фонда GCM было еще 6,5%.
Вопрос: Банк Москвы на днях подал иски к структурам Елены Батуриной по делу о кредите ЗАО “Премьер Эстейт”. Можете ли Вы прокомментировать эту информацию?
Ответ: Пока я не видел этих исков. Сказать могу только то, что обеспечения по кредиту достаточно, чтобы закрыть тело долга и проценты. Я считаю, что, в случае реализации этого земельного участка должны пройти открытые торги, то это позволит покрыть тело долга и все, что там еще набежало по процентам. Максимальная цена может быть выявлена только на конкурсе. Если продажа пройдет кулуарно, то это может означать, что на этой земле кто-то решил нажиться. Должна быть обеспечена прозрачность, публичность и гласность /торгов/. Это будет лучшим контролем за тем, сколько может стоить этот участок.
Вопрос: Батурина, продав “Интеко”, формирует фонд недвижимости на 500 миллионов фунтов стерлингов, Вы не планируете участвовать в этом фонде?
Ответ: Я с ней не общаюсь. Совместный бизнес никогда не вел… Я бизнесом по созданию фондов не интересуюсь, и я от вас первый раз слышу о планах Елены Николаевны.
Вопрос: Некоторые аналитики говорили, что отделения Банка Москвы в столице расположены в зданиях, которые принадлежат подконтрольным Вам компаниям, и что при желании Вы сможете добиться того, чтобы они оттуда съехали?
Ответ: Часть недвижимости, в которой находятся офисы банка, принадлежала фактически зависимым от банка компаниям, хотя напрямую банк ими не владел, здесь нет ничего удивительного – все так делают. Просто у нас Центробанк до последнего момента сопротивлялся внесению недвижимости в капитал банка, хотя это один из самых лучших активов, и унести или увезти здание никуда нельзя.
Вопрос: Как человек, бывавший в центральном офисе Банка Москвы, не могу не спросить, что стало с картинами, которые там были?
Ответ: Часть картин, которые находились в офисе банка, принадлежала непосредственно банку и находилась на его балансе, а часть просто экспонировалась. Выставлявшиеся картины принадлежали частным лицам, которые сейчас уже должны были их забрать. Там была прекрасная картина Рериха, на втором этаже была работа Фаберже “Шаляпин”. Стоимость всех картин, банка и тех, что выставлялись, оценивалась в 1,5-3 миллиона долларов.
Вопрос: Вы – профессиональный банкир, уже девять месяцев не работаете, что будете делать дальше?
Ответ: Как я вижу свое будущее? Я буду заниматься любимым делом.